обид. Ее память слабела с пугающей скоростью, и начали появляться странности мышления. Раз она стала меня уверять, что я ее младшая дочь. Когда же я спросила, а кто тогда ее старшая дочь, то услышала, что она так и не родилась.
Психиатр Ада Петровна говорила, что такое бывает после сотрясения мозга, и не видела оснований назначить МРТ. Можно было сделать это исследование за свой счет, что я и предложила Ольге Марковне, но она наотрез отказалась. Мать когда-то увидела по телевизору капсулу, в которую задвигается пациент при МРТ, и уже одно воспоминание об этом вызывало у нее удушье.
После больницы мать вообще отказывалась от всех исследований и посещений медицинских учреждений. «Я не хочу продлевать свою жизнь, и никто меня не заставит», – говорила она. Ада Петровна, расположившая ее к себе с первого раза, была и оставалась единственным исключением. Мать получала от своего симпатичного психиатра все новые рецепты на лекарства, которые делали ее спокойнее, и ничего другого не хотела.
10
Со временем я могла неплохо справляться с нашими конфликтами и стала свободнее, когда хотела отлучиться по своим делам. Но это была не та свобода, к которой я привыкла. Я все же должна была многое делать с оглядкой на мать. Уехать куда-то на выходные было по-прежнему невозможно. Ольге Марковне иногда бывало страшно по ночам, и, внезапно проснувшись, она звала меня. Раз мне очень хотелось спать, и я долго к ней не подходила. Думала, может, она сама справится. Но она уже скоро совершенно вышла из равновесия, и я с трудом ее потом успокоила.
Некоторые особенности характера Ольги Марковны, которые я плохо переносила, в ее новом состоянии усилились. В том числе и эта: давать поучительные советы. В юные годы я от них отмахивалась, теперь же они могли довести меня до белого каления.
Чаще всего это были короткие поучения: ложись раньше спать, будь разборчивее со знакомыми, купи себе витамины, проверь свое зрение и т. д. и т. п. Первые дни я просила ее перестать мне советовать в спокойном тоне. Это не действовало. Наставления продолжали сыпаться, одни и те же советы повторялись много раз. Я начала взрываться, наши конфликты участились. Главное, я не понимала, почему она не кончает со своими советами, хотя и видит, что они мне не нужны.
– Потому что это нужно ей самой, – сказала мне Вероника, когда я в один из своих тяжелых дней рассказала ей об этой проблеме. Она мне тогда помогла понять суть дела.
А дело было в том, что моя мать со свойственным ей ожесточением сопротивлялась своей никчемности. С исчезновением Элеоноры она чувствовала себя совершенно никому не нужной и потому хваталась за каждую возможность показать, что она еще может что-то значить. Так она вела себя и со мной. Да, она не думала о том, что нужно мне, этого она и раньше не умела. Но и я, получилось, не думала о том, что нужно ей, кроме очевидной помощи в быту. Счет стал 1:1.
Ее властность выглядела теперь жалкой воинственностью, и я готова была реагировать на нее иначе, чем в юности, но мешала досада. Досада обволакивала мое сердце, и его ничто не задевало. Но иногда эта досада улетучивалась, и я могла сочувствовать матери даже до слез. Эти слезы я ей, конечно же, не давала увидеть.
Я в тот раз спросила Веронику:
– Ну а мне-то что делать с ее советами, если они выводят меня из себя?
– Опережайте свое раздражение словом «спасибо». Дарите маме свою благодарность, – ответила она. Прозвучало это в моих ушах пафосно и вызвало у меня ту же реакцию, как на кислые яблоки. Хотя это был, в сущности, очень даже неплохой совет.
– Как мне подарить то, чего у меня нет? – спросила я Веронику.
– Ну так сыграйте свою благодарность.
– Играть я не умею.
– Сыграть благодарность – самое простое из всего, что можно сыграть.
И я согласилась с Вероникой. Но уж чего я не умела, так это играть со своей матерью.
11
Вероника… После «Трансформатора» я с ней долго не общалась. Она просила меня позвонить ей после встречи с Элеонорой и рассказать, как все было. Я ей это пообещала, но обещание не сдержала. Во мне зависла обида на Андрея, и ее тень упала на его мать.
К тому же мне не хотелось больше говорить об Элеоноре. Да и что существенного я могла бы ей рассказать после того, что она наверняка уже услышала от своего сына? Я ушла от Элеоноры с набором тех же чувств, что и он. А все другое, что осталось у меня от той встречи, я хотела оставить только для себя.
И вот как-то раз мы с матерью смотрели вместе по телевизору старый советский фильм с участием Вероники Семшалиной. Мать ушла с головой в этот фильм – там было все, что ей всегда нравилось: споры главных героев о чести и бесчестии, красавец лейтенант, который всегда на высоте, и, наконец, ее любимая актриса. А я снова вспомнила о своем невыполненном обещании Веронике. Обида на Андрея у меня к этому времени уже угасла и больше не была помехой, но мешало другое: мне стало неловко звонить Семшалиной из-за долгого молчания.
После просмотра фильма мы с матерью поужинали, и она, почувствовав усталость, пошла спать. Была суббота, а значит, в «Ангро» кто-то выступал, и среди публики могла быть Семшалина. Как только я об этом подумала, так сразу же почувствовала прилив энергии. Удостоверившись, что мать спит, я переоделась и отправилась в «Ангро». Я могла уже вполне спокойно оставлять мать дома по вечерам. Ольга Марковна принимала более сильные снотворные, и можно было рассчитывать, что она не проснется в первые три-четыре часа.
* * *
Выступала молоденькая певица. Ее нежный девичий голосок и песенка оставили меня равнодушной, чего нельзя было сказать об Андрее. Он сидел поблизости от певицы и аккомпанирующих ей двух гитаристов и не спускал с нее глаз, а когда она кончила свою песенку, стал ей воодушевленно аплодировать. «Новая пассия», – подумала я.
Ну а что я хотела? Чтобы он продолжал страдать из-за Элеоноры? Да нет, этого я не хотела.
Чуть в стороне от Грохова я обнаружила Веронику.
– Маша! Как я рада тебя видеть! – воскликнула она, когда я предстала перед ней, и пригласила сесть за ее столик.
– Как тебе Симочка? – поинтересовалась она, имея в виду певицу.
– Да никак, – ответила я.
– Андрей считает ее своим новым открытием.
Зазвучала очередная песенка, а после нее начался перерыв. Певица Симочка и Андрей сразу же вместе ушли в служебную часть. И это было хорошо: я могла поговорить с Вероникой наедине.
– Вы уже, конечно, знаете от Андрея, что произошло с Элеонорой, – начала я.
– Он
